Ландскнехт. Часть вторая - Страница 2

Ишь ты, 'пошли'. Сам то хоть револьвер взял. А мне чего? С пустыми лапами идти? Нехорошо… Мы спускались с поворотами все ниже, и уперлись в железную дверь, у которой нас и нагнали трое перепуганных солдатиков. Открыли дверь, зажгли взятый из ниши рядом с нею фонарь, и двинулись. Балу пыхтел впереди, светя фонарем, за ним, боязливо поводя по сторонам длинными винтовками, да еще и со штыками, шли пехотинцы. Естественно, вскоре один из них царапнул стену, потом второй, потом они столкнулись штыками, издав отнюдь не мелодичный звяк. Балу выругался, а я, обнаглев, шепотом приказал солдатикам отомкнуть штыки. Впрочем, Балу, громко сопя, тут же подтвердил мое самоуправство. В процессе отмыкания один солдатик уронил‑таки штык, хорошо хоть — на полу потерны было полно какой‑то дряни типа высохшей тины — и штык не зазвенел особо. Обругав солдатика, я тут же подрезал холодное оружие, обещав 'потом отдать'. Ну а то, в самом‑то деле — так хоть руки чем‑то заняты…

Дошли до батареи быстро, встали, настороженно смотря на железную дверь. Батарея такая же, как наша — значит там, за дверью — узкая лестница с поворотами, погреб, выше казарма… Хм… казарма. Выходит, нам повезло — в казарме то поди уже устроили бойню — и не пойди мы на второй бастион, на солнышке погреться — и нам бы так… Наверное, мысли и у Балу шли в том же направлении — он притянул меня за рукав и засопел мне:

— Слушай, нам надобно пушки отбить, и с погреба снаряды… картечь и шрапнель. И мы им дадим! Надо расчеты с казармы вызволить. В казарме, поди, успели услышать, заперлись — их оттуда ничем не вышибешь! Надо их вывести, и пушки отбить!

— Командир… Нас всего пятеро, и у меня оружия считай и нету… А там взвод. Как мы их?

— Ну… Балу яростно потер подбородок. — Нету выбора. Гранаты возьми, гранатами их закидаем, потом добьем кто останется. Пушка гранат не боится особо, кидай смело, а там мы…

Договорить он не успел — над головами гулко ахнуло, еще, еще и еще раз. Раздались какие‑то вопли, но скорее радостные. Я не понял, что произошло, но, похоже, Балу определил звук сходу

— Ах, сучьи дети, это ж они пушки взорвали! — взревел он. — Слыхал, как стволы полопались?! Вот упыри, а?! А ну, братцы, вперед!

И первым, открыв тяжелую дверь, кинулся вверх по лестнице, размахивая револьвером. А я, так уж вышло — был солдатиками вытолкнут прямо за ним. И скакал вверх по лестнице с бесполезным штык — ножом в руке. Вот блин, герой — камикадзе. Надо хоть кинуть этот ножик в кого попробовать… и прятаться куда‑нибудь. Взлетев на батарею, Балу взревел медведем, очевидно приказывая нам поскорее вступить в бой. Мне пришлось выскочить за ним — и тут сразу случилось две вещи. Во — первых, на батарее стоял довольно мерзкий и удушливый зеленоватый дымок — очевидно, от подрывных зарядов. И сразу стали слезиться глаза и пробрал кашель. А во — вторых, справа, за парапетом, я увидел тело солдата, очевидно — часового. И, главное, рядом с ним валялась винтовка. Все еще кашляя, я нагнулся, бросив под ноги бесполезный штык, и отскочив в угол, схватил винтовку, выбросил гильзу — ага, еще патрона два точно есть. Хорошо!

— Их нет тут! — откуда‑то из дыма, с середины батареи, заорал сквозь кашель, один из пехотинцев — Нет тут никого!

— Вон они, убегают! — закричал с выхода на внешнюю лестницу другой, и тут же раненным медведем зарычал Балу:

— Бееей!!!

Мы все кинулись к парапету, и увидели, как взвод диверсантов бежит к первой батарее. Нечленораздельно рыча, Балу начал стрелять из револьвера, солдаты грохнули из винтовок, свалив одного убегавшего. Я решил не отставать, прицелился, но не вовремя подступил кашель, и пуля ушла куда‑то, отхаркнулся, присев за парапет, перезарядил… С нашей, первой батареи, затрещали выстрелы, пули зацокали по сторонам, солдат у лестницы охнул и скатился вниз, выронив ружье. А едва я поднял голову над парапетом, какой‑то паршивец всадил пулю так, что мне резануло по уху каменной крошкой. Вот дрянь какая, ты подумай… Со злости очень даже неплохо прицелился, и шарахнул в спину одному из диверсантов, буквально за секунду до того, как тот скрылся бы на лестнице. Грохнулся, гад, хотя и шевелится… Впрочем, в ответ стали сыпать пулями столь дружно, что пришлось укрываться снова — оглянувшись, увидел, что остальные сделали то же самое.

— Не высовываться! — Крикнул Балу, вытряхивая гильзы из револьвера. — Нам их теперь не достать, нечего зазря подставлять башку под пулю!

Смотрелся он довольно нелепо, перепачканный уже в чем‑то, при том в парадном прикиде. Вспомнив, посмотрел на себя — и моментально скинул нахрен дурацкий нагрудник. Фыркнув, Балу принялся так же избавляться от ненужной мишуры. А я гусиным шагом пошустрил к убитому часовому — за патронами. Лезть к лежавшему на лестнице солдату не стал — там все же могут зацепить, хотя бы и рикошетом. Добрался, снял с убитого — эк его, аж три пули — портупею. Подсумок с двумя обоймами, два подсумка с патронами — шестьдесят штук всего. Ну, что ж, это вовсе не так уж плохо… Отомкнул от винтовки штык и швырнул под стену, потом чуть подумал, подобрал вобратно и сунул в ножны на поясе — мало ли… Пока я возился, Балу послал одного из уцелевших солдат, чтобы тот проверил — есть ли кто живой в казарме, или, если двери заперты — достучался и сообщил, что батарею отбили. Ишь ты… 'отбили', понимаешь. Но, для того, чтобы объяснить ситуацию запершимся артиллеристам — вполне сойдет.

Вылезли, сначала хмурые командиры орудий, с пистолетами наготове, настороженно озираясь, а узрев разгром наверху — начавшие злобно ругаться, потом вылезли и солдаты — все одетые, даже в касках, но естественно — без оружия. Эдакая глупость, однако — 'не положено!'. Хотя, конечно — если б война — карабины на всех — в казарме были бы, и патронов немного. А на такой случай никто не рассчитывал. Впрочем, оружие‑то именно на такой случай и надобно. Все как всегда, конечно. Сориентировались быстро — один пушкарь подхватил винтовку второго часового, другой — юркнул на лестницу с батареи, повозился там, пыхтя, и вынырнул — с винтовкой и портупеей убитого пехотинца. Портупею нацепил сам, а гранаты из сумок — раздал товарищам, кто без оружия был. Смотрю — и другие два пехотинца артиллеристам гранаты раздали, да и штык мой брошенный на входе на батарею — тоже кто‑то подобрал. Балу вон у одного из командиров патроны к револьверу берет — в барабан сует да еще горсть в карман. Так, ну — худо — бедно, один раз отбиться, если полезут, сможем. А дальше что? По нам пока не стреляли даже, словно потеряли интерес. С чего бы это? Высунулся глянуть, рядом выглянул Балу — нет, никто не идет на приступ. Вообще притихло все, в воротном бастионе и не стреляют уже, только с пары бойниц идет легкий дымок — гранаты, наверное, рванули внутри… Это, в общем, не очень хорошо, что не стреляют. Значит, некому там отстреливаться уже — и вариантов других нет — полсотни нападавших там, против полувзвода от силы. Кстати, а лошадей‑то не видно во дворе. Похоже, их вывели — то ли в воротах, в тоннеле астиона прячут, то ли, скорее — вывели под стену — там их тоже не достанет. Ага, а вот на нашей батарее — шевеление какое‑то. Чего это они удумали?